Имею скафандр - готов путешествовать - Страница 50

Голова шла кругом, но я во всем разобрался. Все произошло наяву, а глупый конец, «полет на Вегу», померещился во сне от кодеина.

— Вы привезли меня домой.

— Мы привезли тебя домой, в твой второй дом. Ко мне.

Кровать подо мной заходила ходуном. Я хотел вцепиться в нее, но руки не двигались. Мэмми продолжала:

— Ты нуждался в своем гнезде, и мы тебе его приготовили.

— Я ничего не могу понять, Мэмми.

— Мы знаем, что в родном гнезде птица легче выздоравливает. И постарались воссоздать твое.

В том, что она пропела, не было, конечно, ни «птицы», ни «гнезда», но даже в полном издании словаря Уэбстера вы вряд ли найдете более подходящие эквиваленты для ее «слов».

Чтобы успокоиться, я сделал глубокий вдох. Я все понял, ведь что-что, а объяснять она умела. Я был не в своей комнате, все это просто очень похоже сымитировано. Но я еще не пришел в себя.

Присмотревшись повнимательней, я удивился, что мог так ошибиться.

Косой свет падал в окно не так, как обычно. На потолке не было заплат, которые появились с тех пор, как я мастерил себе на чердаке тайное убежище и пробил молотком штукатурку. Книги стояли слишком ровно и казались чистенькими, как конфетные коробки.

Общий эффект был потрясающе удачен, но детали не удались.

Мне нравится эта комната, — пропела Мэмми, — она похожа на тебя, Кип.

— Мэмми, как вам это удалось? — спросил я слабым голосом.

— Мы расспросили тебя. И Крошка помогла.

«Но ведь Крошка никогда не видела моей комнаты», — подумал я и только потом сообразил, что она достаточно насмотрелась американских домов, чтобы выступать в роли консультанта по интерьеру.

— А Крошка здесь?

— Она скоро придет.

Если Мэмми и Крошка были со мной, дела обстояли явно неплохо. Вот только…

— Мэмми, я не могу шевельнуть ни рукой, ни ногой.

Положив мне на лоб свою маленькую теплую лапку, Мэмми склонилась надо мной, и я ничего не видел, кроме ее огромных глаз.

— Ты очень сильно пострадал, но сейчас выздоравливаешь. Не волнуйся.

Если Мэмми говорит «не волнуйся», то волноваться и не о чем. Тем более что делать стойку на руках у меня настроения не было. Мне вполне хватало, что я мог смотреть в ее глаза. В этих глазах можно было утонуть, можно было погрузиться в них и плавать, как в воде.

— Хорошо, Мэмми. — Тут я вспомнил кое-что еще. — Скажите, вы ведь замерзли?

— Да.

— Но ведь вода, замерзая, разрывает живые клетки. Во всяком случае, так принято считать.

— Мое тело никогда не поддается этому, — ответила она, поджав тубы.

— Вот как… — задумался я. — Только не погружайте меня в жидкий воздух! Я не создан для этого.

Опять в ее песне послышался снисходительный юморок.

— Мы постараемся тебе не повредить. — Она выпрямилась и пропела. — Крошка идет.

Раздался стук, и послышался голос Крошки;

— Можно войти?

Ждать ответа она не стала; сомневаюсь, чтобы это вообще входило в ее привычки, а вошла без всяких церемоний.

Помещение, которое я увидел сквозь открывшуюся дверь, напоминало верхний холл нашего дома. Здорово они поработали!

— Входи, милая!

— Конечно можно, Крошка! Ты ведь уже вошла!

— Не ехидничай.

— Чья бы корова мычала. Привет, малыш!

— И тебе привет. Мэмми скользнула в сторожу.

— Долго не задерживайся, Крошка. Его нельзя утомлять.

— Не буду, Мэмми.

— До свиданья, дорогие мои.

— Когда в моей палате приемные часы? — спросил я.

— Когда она разрешит.

Крошка стояла, уперев руки в боки, и разглядывала меня. Впервые за все время нашего знакомства она была отмыта дочиста: розовые щеки, пышные волосы — может, она и впрямь будет хорошенькой лет через десять. Одета она была, как обычно, но одежда была выстирана, все пуговицы на месте и дыры искусно заделаны.

— Так-так, — вздохнула она. — Похоже, что тебя можно не выбрасывать на свалку.

— Я в полном порядке. А ты как?

Крошка сморщила носик:

— Дед Мороз поцеловал. Ерунда. А вот ты разваливался на части.

— Ну да?

— Не могу подробно описать твое состояние, потому что пришлось бы употреблять слова, которые мама сочла бы «неженственными».

— К этим словам мы с тобой непривычные.

— Не язви. У тебя все равно не получится.

— Может, разрешишь мне с тобой попрактиковаться?

Крошка собралась уже было пойти в наступление, но, запнувшись вдруг на полуслове, улыбнулась и подошла поближе. В какой-то момент мне даже показалось, что она хочет меня поцеловать. Однако она лишь поправила подушки и сказала серьезно:

— Да нет, у тебя здорово получается. Ты умеешь язвить, быть противным, жестким, ты можешь ругать меня, как угодно наказывать, а я даже не пикну. Я уверена, что ты сможешь даже поспорить с Мэмми,

Спорить с Мэмми? Я не мог даже представить себе, что у меня возникнет подобное желание.

— Какая ты стала порядочная, — улыбнулся я, — нимб так и светится.

— Если бы не ты, мне и вправду пришлось бы обзаводиться нимбом. Или, что более вероятно, узнать, что я его недостойна.

— А я помню, что кто-то, росточком с тебя, нес меня по туннелю, как куль с углем.

— Это неважно, — увильнула она от ответа, — важно то, что ты установил маяк.

— Что ж, останемся каждый при своем. Однако там было холодно, — я решил сменить тему, потому что нам обоим стало неловко. Ее слова о маяке кое-что мне напомнили: — Крошка, а куда мы попали?

— То есть, как «куда»? Мы в доме Мэмми. — оглянувшись, она добавила: — О, я совсем забыла, Кип, это же не твоя комната.